О современном монашестве. ЧАСТЬ 7
О современном монашестве
Часть 7
Вопрос: Каким Вам видится монах в идеальном плане?
Ответ: Об этом в свое время так сказал преподобный Нил Афонский Мироточивый: «Сокровище монашеской жизни: монах да видит и не видит, да разговаривает и не разговаривает, да будет соблазняем и не соблазняется, да будет возмущаем и не возмущается - да будет непоколебим». Монаху в идеальном плане должно быть одинаково, где он находится - или на архиерейском престоле или в тюремном карцере. Это человек, который посвятил самого себя на служение Богу. И какими путями его будет вести Господь ко спасению, на то он соглашается и идет, веря и надеясь, что сила Христова совершается в его немощи. Вот к этому мы должны стремиться.
Вопрос: А если не получается быть «непоколебимым»? Разве совсем нельзя желать что-то изменить: удалиться от каких-то соблазнов и приобрести что-то полезное для души - условия для молитвы, более строгий образ жизни, духовное руководство и т.д.?
Ответ: Я говорю, к чему мы должны стремиться. Конечно, мы можем, и даже должны высказываться в молитве, как говорит апостол Павел: «Не заботьтесь ни о чем, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом, и мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе» (Флп. 4, 6-7). Мы должны исповедовать Богу свои немощи, высказывать, открывать свои желания - как бы нам хотелось проводить наше жительство. Но при этом не идти напролом. Находясь в монастыре не ломать обеты - поскольку человек, вступивший на путь монашества, дал обет пребывать в послушании у духовного отца и в монастыре до смерти - не ломать данные обеты, а именно стучаться в дверь милосердия Божия. «Просите, и дано будет вам: ищите, и найдете: стучите, и отворят вам» (Мф. 7, 7). Но опять-таки - со смирением. Не требовать, а просить. Молиться со смирением, твердо веря в то, что Господь знает, кому что полезно для спасения - то и подаст, если усмотрит нужным.
А если человек будет действовать самочинно, то потом он будет скорбеть. Вот как говорили за схииеродиакона Исаакия из Киево-Печерской Лавры, что он ушел из монастыря из-за тяжелого послушания, а потом скорбел. Отец Мардарий1 не раз рассказывал про отца Исаакия, можно привести его рассказ. Это было в конце 50-х годов XX столетия:
«У нас в монастыре был один старичок, схииеродиакон Исаакий, который водил экскурсии по пещерам. Он сам образованный, в монастыре много лет прожил, но потом постарел, и ему никакого другого послушания нельзя было дать, кроме экскурсий. А ему и это тяжело казалось. Ведь на экскурсию все мирские идут, и он должен объясняться с ними. А он - схимник. Но никуда не денешься.
И вот он, бывало, придет ко мне (а я у владыки-наместника келейником был):
- Отец Мардарий, что мне делать?
- А что, отче Исаакий?
- Да какое невозможное послушание!
Говорю:
- Ну, а какое же тебе еще дать? На просфорне ты не можешь, на поварне тоже, потому что старенький. Потому тебе и дали послушание ходить. Чего уж проще - объясни экскурсантам, проведи их по пещерам, и все...
- Не могу, соблазн. Я ведь схииеродиакон, мне надо безмолвие.
- А что ты хочешь?
- Я хочу уйти в пустыню.
- А как «уйти»?
- Тайно...
Говорю:
- Слушай - как тайно? Что ты? Это ж Матерь Божия прогневается. А преподобный Феодосий Киево-Печерский какое завещание дал? «Аще кто до смерти пребудет в Лавре (в монастыре) и умрет на послушании, имам дерзновение пред Господом умолить, аще какие грехи случатся». Ты пойди, отче, к преподобному Феодосию, почитай - там (у его мощей) эта табличка висит... так что если уйдешь...
Он послушает, вроде бы успокоится. Потом время проходит, опять подходит:
- Отец Мардарий, может, ты как-нибудь у владыки спросишь за меня?
А как я могу спрашивать? Какое я имею право? Говорю:
- Нет, ты подавай прошение, вопрос серьезный. А то и тебе, и мне влетит. Как владыка на это отреагирует? Скажет: «Что это такое - за моей спиной такие вопросы решаете?!»
Но прошение тоже дело не шуточное. Боится Исаакий. Чувствует, что могут не отпустить... Ведь наш владыка должен с митрополитом решать. А в то время митрополит Иоанн был - очень строгий. Исаакий подумал-подумал, и к благочинному, игумену Евмению:
- Отец благочинный, мне тяжело - какое у меня послушание! Я схимник, а там девочки молодые - мирские, полуголые... Хоть я и старый, но все равно...
- А что бы ты хотел?
- Безмолвия хочется. Вот если б тихонько мне уйти на Кавказ... Только благословение нужно, а я уже готовый, собранный. Все - у меня уже ничего в келье нет, только осталось благословение получить.
- Ну, отец Исаакий!.. Как же я могу благословить? У нас наместник есть. Да еще митрополит. Это ж целая проблема.
- Да я бы... мне бы только благословение... а там ладно уже... я скроюсь, там буду жить.
Он:
- Нет, нет, подожди... - отказал.
Через некоторое время опять идет Исаакий к благочинному - несколько раз подходил к нему. Благочинный ему:
- Отец Исаакий, ты мне уже надоел. Подавай прошение владыке, а там видно будет.
Сколько-то времени проходит. Исаакий опять:
- Отец Евмений!.. Ой, душа моя томится!.. Хочу на Кавказе умереть... Благословите!..
Тогда тот вынужденно так:
- Ну, Бог благословит... - чтоб только не подходил больше.
Исаакий принял это за Божие благословение - сразу в келью, с вечера собрался, и утром чуть свет - мы на полунощницу, а он - тихонько за ворота, и ушел. Благочинный сразу: «Братья, а почему Исаакия нет?» - все должны на полунощницу являться. Пошли, смотрят: дверь в его келью открыта, никого нет, иконки забраны. Ну, видно, что совсем ушел...
Наместнику сообщили. Владыка расстроился: «Ах, Исаакий!.. Что он натворил? Меня подвел! Такой-сякой! Сейчас рапорт буду писать, что он сбежал без благословения». Наместник ведь должен все докладывать митрополиту. Митрополит рапорт получил и давай владыку нашего ругать: «Куда ты смотришь, что у тебя монахи бегут?! Какой ты наместник?!» - досталось, одним словом. А на Исаакия: «Все, из синодика вычеркнуть! Если вдруг вернется - ни в коем случае не принимать! Чтоб даже на порог монастыря не пускали! Все - нет его!» - такой приказ дал митрополит Киевский Иоанн наместнику нашему епископу Нестору. А я все слышал. Переживал, конечно, за отца Исаакия. Все думал: «Как он там, на Кавказе?..»
И вот проходит немного времени, беру я отпуск и еду на Кавказ и встречаю там Исаакия. Он как увидел меня, обрадовался:
- Ой, Мардарий приехал!
Конечно, не терпится ему узнать. что в монастыре делается:
- Ну, как там за меня?
- Батюшка Исаакий, дорогой, да там за тебя... гром и молния... но ты не расстраивайся.
Промолчал, ничего не сказал. Но видно было, что расстроился. Потом через некоторое время говорит:
- Отец Мардарий, я скорблю, что ушел. Я хотел бы вернуться.
- Отец Исаакий, какое «вернуться»?! Митрополит категорически от тебя отрекся. Благословил, чтобы тебя из синодика вычеркнули как беглеца и чтоб даже к воротам не пускали. Почему, дескать, самочинно? Ты успокойся, живи уже как есть.
Ну, раз так... делать нечего. А он строит келью на озере, помочь некому, плачет... ничего нет, помощи нет. Говорю ему:
- Не переживай. Я тебе помогу. У меня отпуск, я тебе помогу, - и давай помогать городить ему келейку...
А, надо сказать, я тоже хотел уйти из монастыря. Я же у владыки келейником был - какая суета! Целыми днями приемы: и мирские люди идут, и священники, и свои братья... Пошел к духовнику, открыл ему свой помысел, но он строго так сказал: «Не вздумай! Оставайся - никуда! Иначе будешь скорбеть очень сильно». И я остался. А через полтора года закрылась наша Лавра, и я уже безпрепятственно уехал. Видать, всему свое время. А вот Исаакий ушел по своей воле, и как он потом, бедный, скорбел...»
Говорили, что после кончины отца Исаакия в келье у него нашли собственноручную записочку: «Когда я умру, мое тело не хороните до тех пор, пока оно не засмердит», - так он смирялся. И кончина у него была мученическая - Господь попустил. Говорили, что когда отец Исаакий был еще жив, он часто громко молился: «Господи, накажи меня здесь, а там помилуй!..» Видать, совесть его отягощалась тем, что он ушел своевольно из монастыря, не исполнив данного обета пребывать в обители до смерти. Потому он, скорбя душою, просился, чтобы Господь спас его таким образом - через какое-то наказание. И Господь принял его желание.
Правда, не везде была такая строгость. В некоторых монастырях было заведено – тем, кто уходит из монастыря на безмолвие, никому не препятствовать. Сначала желающим безмолвствовать назначали искус (испытание) год или два, а потом уже отпускали.
Но, как показывает опыт, желание безмолвия и иных условий зачастую себя не оправдывает (как о том мы говорили уже не раз) - особенно в среде современного монашества. Поэтому когда я говорю о современных монахах и их проблемах, я имею в виду то, что мы должны стремиться к такому идеалу монашеской жизни, чтобы не обращать внимания на внешние условия. Этот путь более подходит для нашего времени, которое отличается тем, что в людях сильно развиты всевозможные страсти, особенно гордость. В этом отношении имеется очень хороший пример из недавнего святоотеческого опыта. Когда преподобный Нил Афонский Мироточивый явился страстному Феофану (который пил, блудил, потом даже хотел отречься от христианства и принять мусульманство) и повел его по монашескому пути, то он ему сказал, что «сокровище монашеской жизни: монах да видит и не видит, да разговаривает и не разговаривает, да будет соблазняем и не соблазняется, да будет возмущаем и не возмущается - да будет непоколебим». Вот сокровище монашеской жизни. Страстному человеку преподобный показал, какой идеальный путь - что значит монашеская жизнь. Потому я взял это и себе на вооружение, и потому так говорю, к чему мы должны стремиться.
Но, к сожалению, как часто в жизни мы видим некое «возвышенное» представление о монашеском пути, безвременно последовав которому страстный человек остается (в лучшем случае) без плода. К примеру, кто-то создал себе мнение, что такое пустыня: вот он уединился и хорошо живет. Розовые «картинки» себе нарисовал, потом достиг желаемого - и все. Уже сам себе в келье, никто к нему не приходит, женщин не видит, занимается своими келейными делами, в молитву погружается, правило держит - и он доволен. Он достиг своего идеала. А в самом-то деле страсти остались. Пойди, копни - что там будет?.. Вот и все. Потому я говорю, что идеал, к которому мы должны стремиться иной. Искоренения страстей надо искать, а не того, чтобы только уединиться в келье и чтобы тебя никто не «кантовал». Это не монашество, это сарабаитство. Как говорил преподобный Кассиан Римлянин о такой категории людей: они «совершенные» только тогда, когда их никто не трогает. А тронь - не оберешься горя. Это можно прочитать в книге преподобного Кассиана Римлянина, в ней говорится о монахах-сарабаитах, которые уединялись, а страстей своих не искореняли.
Вопрос: То есть, они составили себе неправильное представление о монашеском совершенстве?
Ответ: Да. Они просто удалялись от общения с братией и не преуспевали абсолютно, и вряд ли спасались.
Вопрос: А как же сказано, что в пустыню уходят не только из-за желания совершенства, но и по немощи. Как это понять?
Ответ: По немощи - когда человека одолевают грубые страсти, и он не может с ними справиться. Тогда уединение может быть полезно. Но, во-первых, этого надо достигать путем смиренным, о котором говорили выше. Во-вторых, на этом нельзя останавливаться - это для того только, чтобы временно убежать от соблазнов, которым человек не может противиться. А потом все равно Промыслом Божиим надо будет пересдавать экзамен.
И еще нужно иметь в виду такой момент. Очень важно учитывать умение отрекаться от своего «я». Ведь когда монах в монастыре пренебрежет деланием послушания - приходит он, скажем, в пустыню, и по привычке впадает в своеволие. Но поскольку в монастыре человек борется с демоном как с кошкой, а в пустыне - как со львом, то одолевают беднягу такие страсти, что... просто слов нет. Очень скорбные случаи бывают. А когда человек ценит послушание и упражняется в нем, тогда он и в монастыре преуспевает, и где угодно.
_________________________________________________
1 Иеромонах Киево-Печерской Лавры: после закрытии (в 1961 году) монастыря подвизался в горах Кавказа (прим. ред).