Христианам о христианстве 48. О Божием Промысле и смирении
Вопрос: Не все люди одинаково духовно одарены... Значит, и не все изначально могут спастись? Так?
Ответ: Не «изначально», а по приобретении страстей и в силу того, насколько они возлюбили грех.
Вопрос: А если человек хочет спастись, но нет у него больших духовных дарований? Кому-то это дается сразу, а кто-то карабкается-карабкается и ничего у него не выходит. И все говорят, что «у тебя не получается». И он впадает в такое уныние, что «да, и не получится никогда. Вот, я вижу, как другие преуспевают, а у меня ничего не получается».
Ответ: Но если при этом он смирится, то получится. Потому что Господь дает благодать не за труды и не за подвиги, а за смирение, которое рождается от этих подвигов.
Вопрос: То есть, спасение все-таки для всех: и для «маленьких», и для «больших»?
Ответ: ...и для самых умных, и для самых глупых. Лишь бы они были смиренны - и те и другие.
Вопрос: А что такое смирение?
Ответ: Как я могу сказать? Это то, чего у меня нет.
Вопрос: И что ж теперь? Где его можно взять?
Ответ: Я, конечно, смирения не имею, но могу рассказать случай, который у нас недавно был - пример того, как Господь смиряет. И вразумляет.
Это было после Пасхи. Приехал я в город. Об этом узнал один послушник, пришел ко мне и стал задавать свои вопросы. Я ему отвечал, что мог, он потом еще приходил. А как-то раз пришел и говорит: «Возьмите меня к себе на некоторое время в келью, а то я прихожу сюда, время у Вас занимаю. Вы всегда спешите. Позвольте мне пойти с вами в горы на несколько дней. Там не спеша побеседуем, я посмотрю, как Вы живете и по ходу дела буду задавать вопросы, которые будут у меня возникать». Я ему говорю: «Да я не знаю, как это так...» Пошел он к своему старцу и попросил благословения, чтобы пойти к нам. Я мало знал этого Сергия, а потом узнал от братии, что он всех уже «достал» своими вопросами. Он молодой, ему где-то лет 25-27 или, может, чуть больше. Бывший музыкант, очень даровитый. Пел, играл - как говорится, типичный современный молодой человек. Когда с ним приходилось говорить, он задавал такие вопросы: «Непонятно: для чего нужен пост? Поститься, я думаю, нужно только тогда, когда почувствуешь внутреннюю потребность в посте. Или для чего надо утеснять себя в сне? Если я хорошо посплю, тогда и хорошо помолюсь. Я хорошо пою, хорошо читаю, а если не выспался - я и молиться так не буду, и прочие дела не сделаю так, как сделал бы, хорошо отдохнув». Когда я ему что-то пытался объяснять, он всегда находил аргументы «против»: и это не так, и это можно понять иначе, - в общем, типичная современная личность. Я, конечно, подумал: «тяжелый случай», - вижу, что меньше нужно говорить, а только больше молиться за него. К этому выводу, наверное, пришли не только я, а и его духовник, и еще другие, кто с ним общался.
Ну, в общем, согласились мы с ним идти в келью. Взяли рюкзаки и поехали. Было это перед Вознесением. На праздник совершили службу. После службы я с ним немного поговорил, а потом сказал: «Мы только что причастились, не будем много разговаривать, пойди, почитай что-нибудь или помолись».
Прошло около получаса, вдруг он ко мне стучит:
- Благословите пойти, посмотреть на природу. Такие красивые виды, я посмотрю, там вон какой-то хребетик, может, я туда поднимусь, - показывает на хребетик.
Думаю: «Вот те на! Только что ему сказал, "сиди в келье", и он уже куда-то пойдет...» Внутренне не хотелось, чтобы он шел. Ну, думаю, ладно... Говорю:
- На том хребетике никаких видов ты не увидишь - деревья там. Если хочешь, поднимись немного выше, там есть место, с которого можно кое-что увидеть.
- А туда тропа есть?
- Нет, никакой тропы там нет, так что нужно быть очень внимательным. Метров двести от кельи.
- Ну, хорошо, я пойду.
Я хотел было ему сказать, что «не ходи»... как-то по сердцу царапнуло так... ну, думаю, ладно, если он хочет... - помоги, Господи, да и все. И он пошел.
Проходит час, два, три. Уже вечернее правило подошло. Что-то его нет. Ну, думаю, он такой... говорил: «Я очень люблю природу, только и отвожу душу на лоне природы». Думаю, наверное, ждет, пока солнце будет заходить и там будет вид более красивый, тогда придет. Прочитали мы правило - его нет. Ужин - его нет. Я говорю: «Отец Н., что-то неладно, как бы он куда-то не увлекся». Видим, что время уже читать повечерие и молитвы на сон грядущим, а его нет. Надо искать...
Начали мы кричать, стучать - никакого ответа. Пошли искать. Кричали, стучали - взяли такую железку, молотком по ней бьешь - звенит, как колокол. Но никакого ответа. Наступили сумерки, видим: дальше искать безполезно. Пропал безследно. Не знаем, что и думать. Но я еще все-таки надеялся: «Может, - думаю, - увлекся куда, придет в потемках или завтра утром». Прошла ночь, наступило утро - его нет. Обед - нет. Кричим, стучим, ходим, ищем. День поискали около кельи, вокруг походили, на следующий день пошли в селение. Думаем: «Наверняка он будет ориентироваться на тропу, по которой мы шли, и стараться на нее выйти». Идем по тропе, кричим - если он поблизости где-то находится, может, откликнется. Покричали-покричали - нет. Думаю: может, в селение спустился? Но и там его нет, спросили - говорят, не было. Пошли обратно, кричим. Еще день ищем – безрезультатно. На четвертый день пошел дождь. То до этого стояла теплая погода, а на четвертый день спустился холодный туман и пошел дождь. Ну, думаю, все... Он ведь был в одной рубашке и брюках, и в калошах на шерстяной носок. И без того уже три дня где-то находится под открытым небом, а тут еще пошел холодный дождь. Ветер, гром, молния, ливень...
Думаю: надо сообщить его духовнику. Поехал, сказал, он начал тоже молиться, благословил: «Бери каких хочешь моих братьев, и идите, ищите». Я взял нескольких братьев. Один из них работал раньше в горноспасательной команде, спасал альпинистов. Думаю, возьму его как более опытного.
Ну и пошли. И вот пятый день проходит... шестой... седьмой...восьмой... - никаких признаков. Горноспасатель говорит: «Ну, все, уже безполезно искать, только надо искать труп. Уже живой он не будет». И вот уже девятый день - это уже родительская суббота вселенская, и уже будет Пятидесятница (Троица), у нас - престольный праздник. Думаю: «Искушение какое! Как быть? На престольный праздник - и ищем труп». Потом спросил братию о нем, сказали, что у него родители неверующие и очень такие... «крутые» - если сообщим, что с их сыном случилась беда, они приедут сюда, будут допытываться: где наш сын? Даже если и найдем его труп, скажут: «А кто его убил? Или, может, его заморили голодом? Докажите, что вы его не убили. И вообще, кто вы такие? Что вы собой представляете?» У меня пошли такие помыслы. Думаю, что делать? И так, и эдак. Только молиться, да и все. Ну, правда, каждый день молились: и четки тянули, и Псалтирь читали, и молебен служили. Выходили из кельи каждый раз утром, ходили весь день, приходили только под вечер.
И вот думаю: «Девятый день уже. Идти или не идти искать? Родительская суббота, надо готовиться к службе». Нет, думаю, надо искать. «Отец Н., - говорю, - ты служи, поминай, а мы пойдем». Два брата осталось с ним, а мы вшестером пошли искать.
Думал, что по желобам пройдем уже, да и всё. Главное, что этот альпинист-спасатель, который нам давал советы деловые, над моими предложениями смеялся. Мы раньше кричали все время, стучали, а потом спасатель нас убедил, что кричать уже безполезно. В самом деле, уже восемь дней прошло, он без еды, без одежды...
Пошли, разбились на три группы по двое. Один желоб прошли вверх, второй, третий... Я шел с одним братом. Брат пошел вперед, и вот я ему кричу, давай, мол, заворачивай уже вниз. Я, значит, кричу ему, и в это время нас услышали другие два брата, другая пара. Они услышали нас, и в это время вдруг какой-то вроде бы голос третий. Мы договорились, условный крик был, как мы кричим. Мы кричали по два раза, а тут вдруг кто-то кричит по одному разу... Непонятно... Или третья это пара кричит, или кто-то другой? А оказалось, что когда мы перекрикивались, этот Сергий услышал наш крик и откликнулся. Братья, другая пара, услышали, пошли к нему и нашли его. Сообщили нам, что нашли. «Ну, - думаю, - нашли уже труп его». Иду, уже так приготовился внутренне... Но каково же было мое удивление и радость, когда увидел его живым!.. Первое, что он сказал, когда увидел меня: «Прости меня, Константин, что я тебя в такое искушение ввел, бесы меня завели». И главное, что он оказался не поломанный - там же такие дебри! И не поломался, и живой остался... столько было радости!.. И он - то такой кругленький был, а тут... одни кожа да кости остались. Питался все эти дни листьями черники - вспомнил разговоры, что листья черники съедобны. Также ел грибы, которые попадались - все подряд ел. Поганок еще не было, ну еще весна, там только «ушки» такие были.
Вот что он нам потом рассказал: «Когда я вышел из кельи, поднялся, посмотрел - а там вида никакого нет. И я решил, что надо подняться выше. Тут вдруг у меня появилась откуда-то такая энергия, что "вот только сейчас, только сегодня ты можешь подняться наверх, другого случая тебе не представится!" И я, сколько сил было, ринулся наверх, на гору. Высоко поднялся, посмотрел... Потом еще выше, и еще выше, где снег лежал...» То есть он поднялся где-то на 2400 метров, а потом уже, когда спускался вниз с этой горы, сбился с тропы. «Я, - говорит, - когда спускался, залез в какие-то кусты и понял, что не туда иду. Испугался, думаю: быстрей бы вниз! И бросился стремглав вниз. Но не дошел до речки - совсем стемнело. Залез в какое-то попавшееся по дороге дупло, переночевал, и утром пошел вниз. Дошел до речки, хотел идти вдоль, но там такие скалы, что вижу: не пройду, и пошел обратно наверх. Забрался наверх, посмотрел. что там снег, никого, ничего нет, и обратно пошел вниз...» И так он несколько раз с верха до низа ходил туда-сюда. Я ему говорю:
- Ну почему же ты не искал нашу тропу? Ты же знаешь, где мы ходили, приблизительно знаешь куда идти.
- А мне, - говорит, - и в голову не пришло. У меня такого соображения, что там где-то тропа находится, абсолютный ноль оказался. У меня только одна мысль была, что мне нужно находиться здесь наверху, чтобы меня здесь нашли или охотники, или вы.
- А почему, по-твоему, мы должны были искать тебя наверху?
- Не знаю...
В других случаях у него была такая сообразительность - что ему не скажи, он сообразит - ну, развитый такой парень. А здесь за самомнение, за гордость, самонадеянность в такой смертельной ситуации у него соображения, как он сам сказал, «ноль» оказался - ничего не соображает. И вот ходил туда-сюда. Ободрал себе все ноги в кровь - сплошная кровавая бурая кора. Руки такие же, сам измотанный. Но, главное, что живой.
И вот чем он меня обрадовал... Когда мы его уже вели под руки, он начал все молитвы из благодарственного молебна наизусть читать и петь. И вот эта благодарность его души была так трогательна... Он говорил: «Я об одном только просил Господа, что, Господи, я знаю, что я недостоин помилования, я достоин пойти в ад, но Ты сделай милость, отмени Свой праведный Суд, оставь меня в живых. Какая будет радость братьям, когда они меня найдут еще живым, а так я же здесь умру, и какая же мне будет здесь мучительная смерть, я вот так медленно буду умирать... Хотя бы или зверь напал или что, а так я медленно с голода, с холода буду умирать». И вот это его такое рассуждение, конечно, тронуло... А один брат, который с нами был, спрашивает:
- Сергий, ты читал молитву?
Он посмотрел на него и говорит:
- Отец, какое там «читал»?! Читают, когда сидят в теплой и уютной келье - тогда «читают»! А я все эти девять суток ВОПИЯЛ безпрестанно день и ночь!
Он, оказывается, эти девять суток не спал и фактически не ел, кроме листьев и грибов. Но воду пил.
«Я, - говорит, - вопиял. И все эти дни у меня хоть маленькая надежда, но была. А вчера она у меня иссякла. Я уже не мог ходить, не мог передвигаться. Я увидел, что на одном месте сижу, почти не могу передвигаться, и тогда понял, что буду умирать... И пришло отчаяние... Я молился - девять суток молился, и Господь как бы не внимал моему молению. А потом я услышал ваши голоса». Мы ходили, перекрикивались между собой, и он услышал наши голоса - откликнулся, но мы его сразу не услышали, далеко было. «Я, - говорит, - кричал вам: "Братья, кричите чаще, чтобы на ваш голос ориентироваться". А вы совсем перестали кричать, и я подумал, что это бесы надо мной издеваются, я слышу их крики. И все - я впал в отчаяние... Уже страшна мне была только смерть - умереть в таком состоянии».
Когда мы привели его в келью, я думал, что он уснет. Дали ему покушать немножко - боялись давать сразу много. И подумали, что он сейчас же уснет, проспит всю службу - ну, девять суток не спать. Но он сказал: «Прошу вас, братья: благословите мне пропеть службу Пресвятой Троице. Если даже усну, вы все равно меня разбудите, я буду стараться, чтобы встать». И так он хотел петь службу, так боялся проспать, что подремал где-то час-полтора, потом встал и простоял всю службу. Это-то после девяти суток без сна не позволить себе уснуть! И всю службу пропел сам. А когда начал петь «Благослови душе моя Господа», то это было что-то неповторимое... Сама душа его пела и славила Бога... Потом он нам сказал, что этот день Пресвятой Троицы стал для него некой новой Таинственной Пасхой, днем излияния Божественной Небесной Любви... «В этот день, - говорит, - я вернулся к другой жизни. Тот Сергий уже умер, того Сергия уже нет - уже есть другой человек. Я все понял. Я понял, для чего нужно поститься, для чего нужно молиться, для чего нужно бдение, для чего нужно послушание и к чему ведет своя воля...»
Вот такой был у нас случай. Так что слава Господу Милосердному, что помиловал и нас, и его, и дал всем нам такое вразумление.